"Видеть свет и коловращение людей - есть уже само по себе, так сказать, живая книга и вторая наука".

Так объяснял пользу путешествий известный русский "турист" прошлого столетия Павел Иванович Чичиков, похождения которого воспеты нашим гениальным писателем. Неутомимый Павел Иванович, как известно, путешествовал по родным палестинам в бричке, не торопясь. Только при таком способе передвижения, а еще лучше по образу пешего хождения, является возможность хорошо изучить страну, близко ознакомиться с бытом населения и проч. При быстрых же переездах с места на место, из одного городского центра в другой, по железной дороге, путешественник обыкновенно знакомится с местными отелями, театрами, ресторанами и т. п. Везде он видит почти одно и то же: обезличенную по внешности, благодаря модам, толпу, не дающую понятия о настоящем "народе", о его бытовых особенностях, что можно наблюдать только вдали от городских центров, подальше от рельсовых путей.

Самый удобный, приятный и гигиеничный способ передвижения бесспорно - велосипед, "стальной конь", всегда готовый к услугам путешественника, не требующий корма и особенного за собой ухода. Но для такого путешествия требуется, прежде всего, хорошая дорога; затем самый "конь" должен быть хорошего "завода", - лёгкий на ходу и прочный. Поездка на ненадежном, часто портящемся велосипеде - одно мученье. Само собою разумеется, что у ездока должно быть сердце в порядке и "ходовые части" должны быть достаточно крепки, чтобы шестичасовая работа ногами в течение дня не вызывала сильной усталости, не позволяющей на следующий день продолжать путь. Проехать по хорошему шоссе 80 верст, при скорости 12 верст в час, с необходимыми остановками в пути, не затруднит даже "среднего" по выносливости велосипедиста, не говоря о привычных, хорошо тренированных ездоках, которым и 100 верст в день нипочем. Хороших шоссе у нас немного; за границей - лучше. Благоприятными для велосипедной езды дорогами отличается Германия. Мне пришлось познакомиться с ними впервые лет 15 тому назад.

Задумав совершить весною 1908 г. заграничную круговую поездку по вышеуказанному маршруту и желая привлечь к участию в ней членов нашего Туринг-Клуба, я поместил в январском 1908 г. номере журнала "Русский Турист" небольшую об этом статью и наметил маршрут с подробным распределением времени, места, продолжительности остановок и проч. На все расходы по поездке, по приблизительному расчету, предполагалось достаточным 200 р., что соответствовало, как оказалось, действительному расходу. Самый проезд, конечно, ничего не стоил; но в двух случаях нам пришлось брать билеты на проезд: пароходом (по Эльбe, для обозрения Саксонской Швейцарии) и при обратном возвращении по железной дороге в Россию. Мои товарищи уехали из Вены, по Северной австрийской дороге.

На велосипеде нами пройдено с лишком 1000 верст.

Правление Российского Туринг-Клуба, вполне сочувствуя предположенной поездке, сделало все от него зависящее для предоставления нам различных льгот и удобств при проезде за границей. С этой целью Правление вошло в сношения с Комитетами туристических клубов в Германии, Чехии и друг. От Германского Союза велосипедистов, Чешского Общества Туристов и от Австрийского Туринг-Клуба были получены весьма любезные ответы, с уверениями, что "pyccкиe туристы" - желанные гости, которым будет оказано всякое возможное содействие.

Зная, что наши г.г. туристы народ тяжелый на подъем и что на дальнюю поездку, рассчитанную притом на пробег 80 в. в день, немногие решатся, - я и не надеялся на большую компанию; но думал, что несколько человек все-таки наберется. Однако, и эти скромные предположения не оправдались: в назначенный день, 18-го мая, в Варшаве явилось, так сказать, "к старту" всего два туриста. Таким образом, вся наша честная компания состояла из 3-х лиц: меня, штабс-капитана Галицкого пехотного полка, квартирующего в г. Житомир, Александра Николаевича Колотничева и представителя нашего Туринг-Клуба в г. Козлове Николая Федоровича Попова, превосходного старого велосипедиста. Мы встретились на циклодроме Варшавского Общества Циклистов, находящемся в центральной части города (на "Дынасах"), где нас приветствовали члены Комитета во главе с Вице-Президентом Антоном Францевичем Фертнером, трудами и заботами которого это Общество достигло необыкновенного развития и блестящих результатов. Общество устраивает летом состязания и шоссейные, общественные поездки, зимою - каток, посещаемый массой публики. Отрадно было видеть в Варшаве "настоящий" спортивный клуб, созданный, как это всегда и везде бывает, неутомимой энергией одного, лица, являющегося душой дела. Мы оставались в Варшаве всего одни сутки и успели ознакомиться лишь с внешностью города, с главными его улицами, из коих центральная - Краковское Предместье, Уяздовская аллея, Иерусалимская аллея и другие - широкие, красивые, с массой зелени. В самом центре города - обширный, выходящий на четыре улицы Саксонский сад, с тенистыми липовыми аллеями, летом переполнен публикой. Существует аллея вздохов, но "вздыхать" при публике нет, казалось бы, смысла. Здесь вы встретите элегантных, изящных варшавянок, обладающих искусством одеваться к лицу, не утрируя уродливых модных фасонов. Полагая, что в костелах, по случаю праздничного богослужения, узрим хорошеньких прихожанок, мы отправились в дома молитвы и... ротозейства. Но ожидания не оправдались на деле. Ни одной интересной варшавской "сирены". Все какие-то почтенные ветхозаветные "девочки", замаливающие грехи молодости, в которых они постоянно исповедываются.

- Ты уж мне десять раз эти грехи рассказывала и давно получила "розгржешение", - изумляется ксендз.

- Э, проше ксендза, приятно вспомнить, - отвечает, набожно крестясь и вздыхая, кающаяся грешница.

Обойдя четыре подряд костела, мы видели одну интересную особу - монахиню - в белоснежном накрахмаленном крылатом капоре, величиною с кузов детской коляски, - с идеально красивыми руками, которые она держала на виду, сложенными к молитве.

Красавицы неохотно молятся: они привыкли, чтобы на них молились...

Как настоящие "европейцы", варшавяне проводят больше времени на улице, в кофейнях, "цукернях", театрах и т. п., чем у себя дома. Улицы Маршалковская, Новый Свет, Медовая, Сенаторская - особенно оживлены. Нижние этажи домов сплошь заняты торговыми помещениями, магазинами, лавками, ларями. Над каждым таким помещением красуются вывески с надписями на двух языках - по-русски и по-польски. Попадаются весьма курьезные. Например, Фляки господарске (латинским, конечно, шрифтом), рядом по-русски - Хозяйскiя внутренности (читай - рубцы), Оцетъ винны - Уксус виноватъ (читай - виноградный), Зегармистржъ Заioнцъ, по-русски - Часовой Заяцъ и т. п. Достопримечательностей художественных в Варшаве немного, притом обозрение картинных галерей и музеев летом - скучное дело: тянет на воздух. Каждому посетителю Варшавы летом следует непременно побывать в Лазенковском парке, замечательно красивом. Туда мы и отправились в очень удобных парных венских фаэтонах (в России, за исключением Тифлиса и Баку, нигде таких нет), в сопровождены любезных варшавских циклистов, пригласивших нас, после прогулки, ужинать в ресторане "Англия", известном хорошей кухней.

Беседуя с нами, за стаканом доброго "венгржина", Я. Ф. Фертнер горячо и задушевно высказал, что ему и его коллегам особенное удовольствие доставило видеть у себя русских туристов, что он охотно сам присоединился бы к нашей поездке, но личные дела не позволяют уехать. Кратковременное пребывание в Варшаве оставило приятное воспоминание. На другой день, 19-го мая, мы выехали утром из Варшавы, по Калишской железной дороге, до пограничной станции Скальмержице, с тем, чтобы уже оттуда начать велосипедное путешествие. Таможенные обрядности, причем на наши велосипеды были наложены пломбы, заняли всего полчаса. В 5 часов мы сели, наконец, на своих коней и быстро помчались по направлению к местечку Острово, находящемуся в 15 верстах от границы. Было томительно душно, накрапывал дождик, а черные тучи на горизонте угрожали путешественникам душем Шарко. Через час с небольшим мы были в Острово и там расположились на ночлег в отеле, указанном нам мимо проходившим молодым человеком. Выехав из Острово на другой день, в 8 часов утра, мы прибыли около 6-ти часов в гор. Бреславль, отмахав 90 верст. Дорога, как и везде в Пруссии, превосходная: гладкое, как бильярдная доска, шоссе, засаженное по сторонам фруктовыми и другими деревьями. По пути мы не встречали поселений вроде наших деревень и сел. Все это - маленькие городки с каменными домами, мостовыми, тротуарами; везде чистота и порядок. В каждой такой немецкой деревне - приличный ресторанчик, гостиница с чистой постелью, не требующей персидского порошка. Вообще, с первого же раза, туземцы и их порядки всем нам очень понравились; повсюду русских туристов встречали весьма любезно, приветливо. Нигде, кажется, путешественник не найдет таких удобств, как в Германии; притом цены весьма умеренные, по сравнению с нашими, и никакого вымогательства при расчетах. По пути в Бреславль мы останавливались, для отдыха и подкрепления сил, в маленьком городке Миттельгейм. Приближаясь к Бреславлю, перезжаем через небольшую речку. Вдали, в расстоянии четверти версты от моста - купальня. Стоп!.. Идем купаться! По глубокому песку ведем в руках велосипеды. Сторож при купальне останавливает вопросом: - Есть ли у вас, господа, купальные панталоны? - Это еще зачем? Купальня ведь мужская, закрыта со всех сторон, дам нет; кроме нас и сторожа, на берегу - ни души! Очевидно - придирка вымогательного свойства. Делать нечего, сую сторожу в лапу пол-марки. Он горячо поблагодарил нас, но... не пустил в купальню. С чувством досады на странные немецкие порядки направились мы обратно к мосту. Удивительная щепетильность!.. Между тем, на одной из центральных площадей Бреславя, против университета, красуется колоссальная бронзовая фигура, на высоком фундаменте, нагого гладиатора... без всякого капустного листа. Одно с другим как-то не вяжется. Но - в каждом монастыре - свой устав. Желая попасть пораньше в Бреславль, мы педалировали усердно и, по правде сказать, устали-таки порядком. Надо заметить, что мы были слишком нагружены необходимыми в дороге вещами. В особенности - наш капитан: он вез на своем самокате более пуда багажа. В чемодане, прикрепленном к решетке над задним колесом, чего только не было: два костюма, белье, сапоги, щетки, умывальные аксессуары, стаканы, машинка для согревания воды. Недоставало только самовара. С таким грузом совершать весь предстоящий путь было немыслимо, и уже от Бреславля мы отправляли чемоданчик вперед, по железной дороге, беря с собой на велосипед лишь самые необходимые вещи. Такой усиленной нагрузки долго не выдержал бы и велосипед, тем более, что у Алекс. Никол. была не первоклассная машина и к тому же недостаточно тщательно собранная. У нашего спутника Никол. Федор. был отличный английский велосипед "Энфильдъ", за которым владелец постоянно ухаживал, как мать за новорожденным младенцем: после каждого перехода чистил, вытирал, промывал и проч.; он возился с своей машиной, бывало, по два часа непрерывно. Мой "Свифтъ-Ришъ" оказался замечательно легкой, прочной, безукоризненной во всех отношениях машиной. Разумеется, все велосипеды были со свободным колесом и снабжены необходимым тормозом. Хотя цены на велосипеды теперь значительно понижены против прежнего, все же солидная надежная английская машина стоит с аксессуарами не дешевле 200 руб. В Германии можно иметь велосипед за 60 руб., но я бы не советовал приобретать дешевый самокат: на нем далеко не уедешь.

Мы оставались в Бреславле один день, но ознакомились с его достопримечательностями. Это - красивый большой город на многоводной реке Одере. Главные улицы очень оживлены; по всем направлениям шныряют велосипедисты; бросаются в глаза посыльные на велосипедах, - в числе их женщины, - в ярко-красных костюмах и мефистофельских, такого же цвета, шапочках. Миловидные немки на улицах встречаются редко. Мы зашли в один из больших галантерейных магазинов, "Баррашъ", в роде московского "Мюръ и Мерилизъ"; в нем 150 продавщиц и 30 кассирш. При самых скромных требованиях, в отношении эстетики, нельзя было насчитать и десятка благообразных лиц. Впрочем, мы такой статистикой не занимались, а судили по первому впечатлению.

В гостиннице "Лейпцигъ", где мы остановились, номера удобны и дешевы; всем мы остались довольны. Чтобы выгадать больше времени для пребывания в Берлине, в виду наступающих праздников Троицы, решено было, большинством голосов (Ник. Федор. был против), проехать часть пути, до Франкфурта, по железной дороге и оттуда на велосипедах продолжать путь в Берлин. Выехав из Бреславля утром, мы прибыли в Франкфурт в 10 часов и тотчас же сели на "коней". В пути мы несколько раз останавливались в деревнях, не столько для отдыха, а чтобы ближе посмотреть, как живут поселяне. В трактирах, куда мы заходили выпить кружку пива, в каждом можно было найти газеты, журналы и т. п.; в иных можно было видеть пианино в углу, ноты на этажерке. Публика одета чисто, в городских костюмах; даже на работающих в поле женщинах городские шляпки с разными украшениями, но, конечно, не модных фасонов, закрывающих горизонт и не позволяющих двум работникам стоять рядом плечо к плечу. Покрыв 80 верст, мы около семи часов вечера прибыли благополучно в Берлин.

II. От Берлина до Дрездена.

По народной примете, если заяц перебежит едущему дорогу, - быть беде. На пути от Франкфурта до Берлина мы видели не раз шмыгающих через дорогу зайцев, и примета оправдалась, притом в момент, когда менее всего можно было этого ожидать,- у старта, в самом Берлине. Мы ехали по широкой "Франкфуртской Аллее" (название улицы) гуськом, держась ближе к тpoтyapy. Вдруг слышу за собой издали шум и ревучие сигналы приближающегося автомобиля... - Осторожно! пропустите мотор! - предупреждает едущий вслед за мной Николай Федорович. Держусь ближе к панели и машинально задерживаю ход. На меня вдруг налетает коллега. Трах... Готово! Мы оба лежим на мостовой, а Свифт с Энфильдом сплелись в дружеских объятиях. Капитан, следовавший позади на благородной дистанции, счел нравственным долгом поддержать своих товарищей по оружию и... тоже слетел с седла. За компанию и жид удавился... Уморительная получилась велосипедо-жанровая сценка: собралась, откуда ни возьмись, публика; впереди, конечно, мальчишки (злорадства, впрочем, не было заметно). Мы отряхиваем пыль, разбираем велосипеды. - Ну, что? - спрашиваю. - Что?! Разве не видите что? - восьмерка! - (изогнутое колесо в виде цифры 8), отвечает с досадой Николай Федорович. - Вот скандал! что теперь делать? - К нам подходит элегантно одетый симпатичный молодой человек и советует оставить велосипеды для исправления в находящейся по близости механической мастерской; затем ведет нас туда. Мастера самого не было дома, но рабочий принял наши машины (без расписки и без назначения стоимости починки). - Лишнего с вас не возьмут, - будьте покойны,- объяснил наш ментор. Впрочем, только Энфильд, превратившая при столкновении в "восьмерку", нуждался в основательной починке; мой же Свифт нисколько не пострадал; с житомирским самокатом тоже ничего не случилось. Наши велосипеды, мой и капитана, нуждались лишь в чистке. По совету предупредительного молодого человека, мы пошли на ближайшую станцию окружной дороги (поезд - каждые две минуты) - "Франкфуртская Аллея". Через десять минут мы были на станции "Шлезишеръ Бангофъ" и остановились в находящейся визави вокзала большой гостинице "Кенигсбергеръ Гоффъ". Лучшего помещения для велосипедных туристов нельзя было и желать. Двe просторных, высоких комнаты с кухней; в ней водопроводный кран. Отлично расположившись, как в частной квартире, мы отправились затем поужинать в популярный берлинский ресторан Ашингера, на Фридрихштрассе, против вокзала. Это самый бойкий, самый оживленный пункт Берлина.

Я уже раньше неоднократно бывал в германской столице, так что мог служить своим товарищам опытным чичероне. Мои спутники, к сожалению, не обладали знанием немецкого языка, и на мне лежала, лестная, но не скажу, чтобы особенно приятная, обязанность быть для них переводчиком.

- Спросите для меня бутерброд, - обращается ко мне Николай Федорович в буфете.

- А что же вы сами-то не спросите?

- А я почем знаю, как по-немецки бутерброд.

Положение почтенных товарищей, когда они оставались без меня одни, было иной раз тягостное. Николай Федорович как-то рискнул отправиться один-одинешенек по окружной дороге. Чтобы не забыть название нашего вокзала, "Шлезишеръ Бангофъ", - Николай Федорович, по методe одесского профессора мнемоники Файнштейна, запомнил фразу "Сле-зешь ли в Бане?" Но все-таки ему долго пришлось кружиться по окружной дороге, пока попал в "баню".

В Берлинe туристу, знающему хоть немножко немецкий язык, нельзя заблудиться: везде надписи, на видном месте, со стрелками, указывающими направление. На каждом шагу, на каждом перекрестке городовой, Герр Шуцман, упитанный, краснощекий, с образцовыми кошачьими усами, даст вам все необходимые сведения и указания. Вы можете спросить его: где лучше пообедать? где побриться? в какой пивной по близости получено свежее мюнхенское пиво? где купить сигары? Серьезнейшим образом, не торопясь, без улыбки, он вам даст самую обстоятельную справку. Весьма метко охарактеризовал роль полицейского в жизни немцев известный английский юморист Джером К. Джером. Вот что он пишет в своем сочинении: "Трое на двух велосипедах" (собственно о велосипеде мало говорится, но книжка интересна).

"В Англии мы признаем полицейского необходимым и не приносящим никому вреда человеком, считаем этих людей чем-то вроде столбов для объявлений; в людных частях города они бывают полезны тем, что переводят старых леди и детей через улицу; мы, правда, благодарны за подобные услуги, но в других случаях не обращаем на них никакого внимания. В Германии же перед полицейским преклоняются, точно перед каким-нибудь божеством, и считают его чем-то вроде ангела-хранителя. Каждый немецкий гражданин считает себя солдатом, а полицейского - своим офицером. Полицейский указывает ему, по какой стороне улицы идти и с какой скоростью. В Германии можно совсем не заботиться о себе: все, что вам нужно, будет сделано и сделано хорошо: за вами смотрит полицейский, это его обязанность. Если вы заблудитесь, он вас отыщет, если что-нибудь потеряете, то он найдет; если вы не знаете, что вам нужно,- он вам скажет. Потрудитесь только родиться, говорит немецкое правительство немецкому гражданину, - а все остальное сделаем за вас мы. Пожалуйста, ни о чем не беспокойтесь".

Ужин наш у Ашингера был весьма печальный, вроде поминального; все мы были в мрачном настроении. Николай Федорович ворчал без умолку, он упрекал меня, как инициатора поездки, в нарушении обещанной программы.

Если бы я знал, что мне придется ехать в Германии по железной дороге, я бы с вами ни за что не поехал; мне один знакомый англичанин в Козлове предлагал отправиться с ним в Лондон. Очень сожалею о том, что отказался. - Я тоже искренно жалел в душе, что эта поездка в Лондон не состоялась. Желчное настроение коллеги, впрочем, объяснялось крайним его огорчением: подумайте, изуродована любимая машина, которую он берег и лелеял, как зеницу ока; он возил с собою для чистки своего "Энфилда" коллекцию разных щеток и специальный громадный фартук докторского образца, который надевал при чистке, как хирург при операции.

Отличное Ашингеровское пиво немножко нас оживило. После испытанных треволнений, мы нырнули в двуспальные кровати (односпальных за границей не признают) с богатырскими до потолка перинами.

Выспавшись превосходно, в более веселом, чем накануне, расположении духа, мы отправились по Рингбану за своими машинами. Но, вместо станции Франкфуртская Аллея, где нам следовало слезть, мы очутились на центральных скотопригонных рынках и кстати внимательно их осмотрели. Александр Никслаевич, большой любитель животных, очень интересовался испанскими баранами, великобританскими свиньями и прочими "млекопитающими". После осмотра рынка, мы добрались, наконец, до Франкфуртской Аллеи и пошли разыскивать механическую мастерскую. Ни номера дома, ни фамилии мастера мы не записали, но зоркий наш капитан сейчас же нашел мастерскую. Велосипеды были в полном порядке, энфильдовская "восьмерка" пришла в первобытное состояние. За починку и чистку взяли с нас очень умеренный гонорар. Николай Федорович был вполне удовлетворен; он объяснял мастеру пантомимой, что цепь его Энфильда требует замены двух звеньев. Мастер понял, но цепи требующегося фасона у него не нашлось. Туристы повеселели и уже на своих исправных конях вернулись домой, в "Кенигсбергеръ-Гофъ". По указанию пришедшего нам на помощь накануне любезного молодого человека, мы отправились обедать в отличный ресторан "Цумъ-Прелатэнъ" на Александр-Плац.

Русские путешественники, рассказывая о заграничных впечатлениях, обыкновенно, больше всего говорят о гостиницах, отелях, где они жили, о ресторанах, где они обедали и ужинали, вообще - о предметах, касающихся желудка. Оно и понятно: легче передавать впечатления, вынесенные из ресторана, чем полученные от обзора достопримечательностей, музеев, картинных галерей и т. п. Рискуя заслужить тот же упрек, не могу не упомянуть о виденной нами достопримечательности Берлина, по кулинарной части, - о ресторане Кемпинского на Лейпцигской улице. Чтобы судить о деятельности этого учреждения, достаточно будет привести следующая статистические данные: на кухне работает 70 старших поваров, 120 - младших; кухня отпускает ежедневно до 6000 обедов и ужинов; в залах ресторана могут одновременно обедать 2500 персон; вина буфет отпускает ежедневно 3000 бутылок. Цены - несравненно дешевле, чем в столичных и провинциальных ресторанах у нас. Русский рябчик, например, у Кемпинского - вдвое дешевле, чем в Петербурге или Москве. Кроме Кемпинского, в Берлине есть еще другой, грандиозный, единственный в миpe, ресторан "Рейнгольдъ", где одновременно могут сидеть за обеденным столом 4000 персон. В Берлине много, как везде в столицах, кофейных, но, увы, - как в самых дорогих, аристократических, так и в самых демократических, - кофе отвратительное; везде оно подается в мошеннических чашках: на вид большая, а вместимость - наперсток.

Берлин - единственный в Европе город, гдe есть рестораны и пивные (знаменитый Бауэр и друг.), никогда не закрывающиеся в течение года, ни на один день, ни на одну минуту. И всегда битком набиты публикой. Берлинцы истребляют массу алкогольных напитков, не только пива, но и других ("сливовица", коньяк, ликеры и т. п.). Богобоязненные германцы сосут спиртные напитки непрерывно, понемножку, систематически. Слёдует сказать, что немцы пьют, но не напиваются. Пьяный субъект на улице - редкое явление. Культ пива в Берлине бросается в глаза на каждом шагу. Вот гигантский воз, нагруженный в три яруса пивными бочонками; навстречу ему - такая же телега, отвозящая опорожненную посуду; вот через улицу прошмыгнул мальчик с восьмью кружками в руках; извозчик с кружкой в рукe предлагает услуги; служанка тащить корзину с пивом; на улицах везде пивной, бир-экстрактный запах. Не стоило бы распространяться об этом обстоятельстве, но пиво в жизни берлинцев и вообще немцев играет немаловажную роль. Благодаря хорошему качеству и разнообразию сортов, на всякий вкус, приезжие иностранцы, даже раньше никогда не употреблявшие пива, скоро привыкают к нему и пьют с удовольствием. Так было и с нашим Николаем Федоровичем, который только заграницей привык к этому, казавшемуся ему ранее противным, горьким, солодовому напитку.

После отличного обеда в ресторане "Цумъ-Прелатэнъ", отправляемся пешком в Зоологический сад, занимающий громадное пространство. Зверям здесь живется очень привольно, хорошо; квартиры у них удобных, в изящных постройках. В саду - искусственные пруды, масса пернатых. Здесь имеется несколько ресторанов, в каждом играет летом оркестр. Вернувшись домой, мы пили с наслаждением, в первый раз noслe отъезда из России, у себя, по-семейному, приготовленный на машинке русский чай, делясь впечатлениями. С хохотом вспоминали подробности нашего торжественного въезда в столицу Германской империи.

- Вам не следовало останавливаться.

- А вы развe не могли проехать мимо?

- Виною всему чертов мотор!

Восстановилось хорошее, нарушенное катастрофой, настроение, без чего и путешествие превратилось бы в скучное отбывание туристической повинности.

На следующий день, в субботу, 24 мая, мы отправились с утра осматривать берлинские достопримечательности. Начали с знаменитого универсального магазина Вертгейма на Лейпцигер-Штрассе. О размерах его торговли можно судить по следующим точным цифрам: в магазине - 1200 приказчиков, 2000 служащих, 123 кассы. Все, что хотите, здecь можно получить. По пути мы осмотрели Аквариум, один из самых больших и, кажется, единственный в Европе, по богатству коллекций морской фауны. Каких только морских чудовищ там нет!.. Затем мы прокатились на автомобиле в парк Тиргартен. Таксомоторов в Берлине считается 2900, всего же автомобилей в обращении около 14000. Ездят быстро, но несчастные случаи с пешеходами сравнительно редки, так как публика дрессирована и не попадает под колеса, как у нас. В Петербурге таксомоторов не более 200, а автомобилей вообще около 1000. Между тем, у нас постоянно происходят несчастия с пешеходами. Наша публика - разиня и шоферы баши-бузуки делают езду автомобилей по городу опасной и недопустимой.

Оставив своих коллег одних гулять по Берлину, я отправился по "Рингбану" в Шарлоттенбург, повидаться с жительствующим там доктором Мартином, представителем Германского Союза Велосипедистов; с ним я был в переписке по поводу нашей поездки и он нас ожидал. Доктора, к сожалению, не оказалось дома. Я осмотрел город, побывал в роскошном парке и, когда стемнело, направился, не спеша, к вокзалу. Дорога была хорошо известна, но мне пришла вдруг фантазия проверить степень любезности шарлоттенбургцев. С этой целью я останавливал поминутно встречных, прося указать дорогу к вокзалу. Все кого я ни останавливал, самым приветливым образом давали просимые указания. Вижу - на тротуаре оживленно разговаривают три молодых человека. Обращаюсь к ним: - Битте! как мне пройти к вокзалу? - А это совсем близко, - отвечает один из них. - Битте зэр! - следуйте за нами, мы вам укажем ближайший путь... Молодые люди идут впереди, я следую за ними; входят в какой-то двор, я нерешительно замедляю шаги. "Битте-битте!" - Ого! - думаю, - как бы не вышло "убитэ" или "по-битэ!" - их трое, я - один, двор - что-то подозрительный! Не попал ли я в западню? И угораздило меня делать подобные психологические эксперименты! Но... от судьбы не уйдешь! Если суждено быть ограбленным в неметчине, надо подчиниться велениям рока; мелькнула трусливая мысль: не устроить ли мне аллегро-удирато? Нет, нельзя срамить флаг Русского Туринг-Клуба, - буду защищаться по японской системе Джу-джитсу. Недолго, впрочем, мне пришлось размышлять на эту тему. Выходим из ворот проходного двора на улицу... Молодые люди, указывая на освещенную станцию, вежливо с улыбкой приподымают шляпы: Адье! Эмпфеле!

Третий день нашего пребывания, воскресенье, 25-го мая, в Берлине был первым днем Праздников Троицы. Городское население в такие дни стремится "in's Grune", на воздух; все совершают загородные прогулки, экскурсии и проч. К сожалению, погода не вполне благоприятствовала такому времяпрепровождению, было прохладно и ветрено. Публика, конечно, - в лучших костюмах. Дамы принаряжены в светлые платья, в праздничные туалеты. Следует заметить, что берлинки отличаются полнейшим отсутствием красоты, грации, изящества и притом не обладают искусством одеваться. Изящная француженка оденет, положим модную умопомрачительную шапо, похожую на аистово гнездо, и ничего! Как-то к ней идет. Нахлобучит такой головной убор берлинская модница - и получается... форменный чертополох.

- Я уже несколько дней в Берлине,- обратился я к одному знакомому, будучи проездом в столице Германии, лет десять тому назад, - и не встретил ни одной красивой женщины. - Вас это удивляет? я живу уже несколько лет здесь, - отвечает знакомый, - и не видел ни одной хорошенькой берлинки; когда я однажды пошел в контору, рекомендующую прислугу, то служанок принимали за барынь, и наоборот.

Служанки в Берлине одеваются лучше и с большим вкусом, чем их барыни. Непривлекательность берлинок, впрочем, благотворно отражается на нравах туземцев и приезжих, устраняя соблазн и всякие греховные помышления. Между мною и моими коллегами не было разногласий по женскому вопросу: на всех приезжих берлинки производят такое же удручающее впечатление.

Проходя мимо главной величественной кафедральной кирхи, мы пожелали послушать орган и торжественное, по случаю Праздника Троицы, богослужение. Но стоявшие в сенях собора величественные церковные сторожа, в парадных камергерских мундирах, не пропустили нас... из-за костюма Николая Федоровича. - В таком платье во время службы входить нельзя, - с иронией сказал величественный швейцар и, обращаясь к своему товарищу, буркнул: - "Шау, маль! Шейслихер Юдэ!" Это было сказано по адресу почтенного Николая Федоровича, который был одет в велосипедный форменный костюм: полосатая фуфайка, под пиджаком, короткие панталоны, черные чулки, туфельки; на голове - спортсменская шапочка блин грязно-зеленоватого цвета. Таскать с собой за границей другой костюм Николай Федорович считал совершенно лишним. Что касается выражения - "Scheuslicher Jude", - то на это Николай Федорович не обижался и сам подсмеивался над этим недоразумением; рассказывал, что его часто принимают за жида, что он получал поздравления с новым годом в сентябре, а однажды его соседи в вагоне спросили: много ли взимает еврейское духовенство за требы? - Чистокровный русак, а лицом - вылитый семит. Из-за этого фатального сходства нас не раз окидывали презрительными взглядами заграничные антисемиты.

Потерпев неудачу в кирхе, мы с горя отправились в пивную; затем пошли фланировать по центральным улицам... (Under den Linden "Под Липами" - самая красивая в Берлине улица, но значительно короче Невского проспекта; продолжением ее служит центральная аллея роскошного парка (Тиргартен), каким не может похвалиться наша Северная Пальмира ...